«Через полтора года станет ясно, будет ли у этого рынка продолжение»

— С момента ратификации РФ Киотского протокола (КП) прошло шесть лет. За это время правила игры на рынке проектов совместного осуществления (ПСО) менялись довольно существенно уже по меньшей мере три раза и не устоялись до сих пор. Чем, на ваш взгляд, это объясняется?

— Сбербанк России выполняет функцию агента правительства по ряду функций администрирования рынка углеродных единиц, поэтому этот вопрос лучше адресовать уполномоченным органам. Могу сказать, что действующий порядок работы на рынке ПСО в России (определяется постановлением правительства от 29 октября 2009 года) существенно либеральнее ранее действовавших правил — например, в части передачи и приобретения углеродных единиц. Потому что, согласно предыдущему 332-му постановлению, вопросы операций с углеродными единицами регулировались исключительно федеральными органами исполнительной власти. Новый нормативный акт сделал существенный шаг вперед — он, во-первых, зафиксировал участие коммерческих организаций в обороте углеродных единиц, а во-вторых, участие инвесторов в получении доходов от их передачи и приобретения. Это сильный шаг.

— Роль агента правительства Сбербанку была передана сравнительно недавно. Почему, на ваш взгляд, при огромном спросе бизнеса на ПСО четких и устоявшихся правил игры на рынке до сих пор нет?

— Некоторые предположения об устройстве этого механизма, которые были в 2007 году, не оправдались. Было принято решение об инициализации проектов, но вопросы о передаче и приобретении углеродных единиц, то есть об участии в процессе экономических агентов России, оставались открытыми. Сейчас правила участия немного уточнены. По крайней мере участники рынка—инвесторы проектов стали бенефициарами доходов от операций. Но позицию правительства по раскрытию этой части рынка можно оценить как осмотрительную — наверное, это оправданно.

— Чем?

— Свободный рынок в плане свободы действий с углеродными единицами существует только в Евросоюзе. В Новой Зеландии существует некий внутренний их оборот, который, кстати, не интегрирован в международный. В Канаде действует другая система — система государственно-частных фондов операций с углеродными единицами, там эти фонды являются посредниками. В Японии система имеет одностороннее движение, там нет свободного рынка для компаний, которые являются его участниками. При этом в странах Евросоюза и тех странах, которые построили псевдомодель свободной торговли, у всех так называемых участников этого рынка существуют обязательные нормативы в снижении выбросов парниковых газов. И участие в инструментах торговли не следует рассматривать как некую «премию», это вынужденная мера для обеспечения соблюдения своих обязательств. Она осуществляется для того, чтобы соблюсти жесткие стандарты, которые им установило государство. В РФ таких стандартов не существует.

— Но вы говорите о свободном рынке, о котором в России пока речи вообще не идет. Мой же вопрос касался регулирования рынка ПСО.

— Государство заняло осмотрительную позицию в части применения механизма статьи 6 Киотского протокола, что вполне оправдано наличием субсидиарной ответственности государства по всем действиям с единицами сокращений выбросов. Потому что согласно статье 6 углеродные единицы передает одна сторона другой стороне. Правильно? А сторона — это государство, и углеродные единицы являются государственной собственностью. «Киотские» углеродные единицы отличаются по правовому статусу от «внутренних европейских», хотя и те и другие являются «углеродными». Большинство недоразумений происходит именно из-за недоучета различий правового статуса этих единиц и национальных процедур регулирования.

— Получается, что контракты, по которым могли бы идти или идут судебные разбирательства в отношении российских компаний на рынке ПСО, могут привести к ответственности РФ?

— Правовая возможность такой ответственности теоретически существует. Если Россия уполномочила свое юридическое лицо и это лицо не смогло выполнить обязательства и не смогло самостоятельно решить проблемы прекращения его действия (то есть договориться с контрагентом), то возможно предъявление претензий к самой Российской Федерации. Действуя как оператор углеродных единиц, то есть юридическое лицо, получившее право на передачу углеродных единиц от правительства России, мы сделаем все, чтобы не допустить претензий к РФ, чтобы такая правовая возможность так и осталась теоретической.

— Я уверен, вы уже знаете о судебных разбирательствах вокруг передачи первых российских ЕСВ компаний холдинга «Галополимер». Как вы можете их прокомментировать?

— Решений суда в наш адрес не поступало, комментировать нечего. В свою очередь, отмечу, что углеродные единицы по проекту были переданы компании, которую другое государство Киотского протокола — Швейцария — назначила своим решением участником проекта и авторизовало на получение углеродных единиц по проекту. Решения российских и швейцарских органов зарегистрировано секретариатом климатической конвенции ООН, оно доступно в интернете. Все юридические формальности соблюдены. Мы проверяем только один момент — действительно ли существует утверждение этого проекта другой стороной — это техническая роль, которая связана с вопросами передачи и приобретения.

— Вы говорите о технической роли Сбербанка на рынке ПСО. Но ваши рекомендации в письмах участникам рынка вряд ли можно расценивать как технические.

— Рекомендации эти — абсолютно дружеские, очень деликатные, которые давались заблаговременно, подчеркиваю, до момента, когда заявитель может быть признан инвестором. В них говорилось: «Уважаемые коллеги, у вас есть шанс в ближайшее время стать инвесторами. С этого момента вы получаете достаточно много прав, и вместе с правами вы получаете определенные риски. Мы вам настоятельно рекомендуем внимательно отнестись к вопросу передачи и приобретения углеродных единиц. Потому что такие договоры несколько специфичны. Это не договоры гражданского права, они имеют комплексную — гражданско-правовую и публично-правовую природу, они инициируются и осуществляются внутри международного договора Российской Федерации. В РФ единицы сокращения выбросов не передаются, не покупаются, они в соответствии с международным договором могут быть переданы участнику, который назначен другим государством участником проекта. Поэтому обратите внимание при выборе такого участника на определенные моменты. И пожалуйста, давайте мы с вами будем здесь максимально аккуратны, более того, постарайтесь с этого дела получить максимально возможную выгоду». Вот суть обращения. Дальше идут технические вопросы.

— Насколько техническими можно считать настоятельные рекомендации по цене, по обеспечению, по способу оплаты?

— Установление минимальных пороговых значений цен или привязка к рыночным индикаторам также практикуется рядом стран и дает неплохие результаты — по крайней мере в части решения проблем откровенно трансфертных цен. Отмечу, что обращения оператора углеродных единиц были адресованы компаниям, которые были «заявителями» — кандидатами в инвесторы ПСО. Правомочия заключения договоров компания приобретает после получения статуса инвестора проекта.

— Но до объявления первого конкурса и в Сбербанке, и в Минэкономики знали, что ЕСВ по большинству существующих на рынке проектов уже, как говорится, «законтрактованы»?

— Давайте определим значение понятия «законтрактованы»? Между многими российскими юридическими лицами и иностранными компаниями заключены комплексные договоры, в которых, не раскрывая деталей, составляющих коммерческую тайну, как правило, содержатся вопросы предоставления консультативных, сервисных услуг, иногда включаются вопросы технического девелопмента. В некоторых договорах есть положения, связанные с переуступкой ЕСВ. Прямой нормой КП установлено, что вопросы получения, передачи и приобретения проектных единиц сокращений выбросов должны решаться государствами или ими уполномоченными юридическими лицами — иностранным приобретателем, который авторизован на такие действия своим уполномоченным органом, российским инвестором и оператором углеродных единиц. Мы стараемся и делаем все с нашей стороны, чтобы сохранить действие таких комплексных договоров по возможности неизменным. Потому что мы считаем, что здесь стабильность очень важна. На сегодняшний день мы по абсолютному большинству проектов нашли согласие с инвесторами, девелоперами, консультантами и приобретателями. Мы понимаем, что эти договоры были заключены на риск, никто не обещал со стороны российского правительства, что разрешит возможности передачи именно этим контрагентам. Однако в тех случаях, когда приобретатель уже авторизован своим национальным государственным органом, нам приходится именно с ними договариваться об условиях передачи-приобретения проектных единиц сокращений выбросов. С некоторыми компаниями мы проводим консультации даже в случаях, когда они еще не получили статуса «иностранный участник проекта».

— В чем заключается решение?

— Решение предписывается нормативным актом: договор передачи-приобретения заключается «на троих» — российский инвестор, иностранное уполномоченное лицо (приобретатель) и оператор. Мы согласовали все основные условия таких договоров и нашли комфортную ситуацию с инвесторами и приобретателями.

— При неизменности заключенных ранее договоров?

— Мы формально не должны вмешиваться в ранее заключенные договоры, это неправильно. Потому что эти договоры комплексные, подчеркиваю, в них есть и консалтинг, и девелопмент, и сервис…

— Я имею в виду именно часть, касающуюся передачи ЕСВ.

— В части передачи-приобретения мы стараемся сохранить все эти существенные условия (объемы, сроки передачи, способы оплаты и механизмы обеспечения и т. д.), и, как правило, это удается, поскольку приобретатели предлагают рыночные условия. И нас это вполне устраивает. Мы провели консультации и комфортно заключаем с ними соглашение.

— Насколько я понимаю, проблема контрактов, заключенных до появления на рынке Сбербанка, еще совсем недавно была основной для его участников. Какова сейчас доля контрактов, которые еще не согласованы?

— На самом деле таких контрактов с несогласованными условиями передачи-приобретения единиц сокращений выбросов практически не осталось — может, только несколько.

— Как вы будете урегулировать этот вопрос?

— Будем проводить консультации, давать разъяснения. В отношении иностранных участников, которые уже получили в установленном порядке от своих правительств полномочия на участие в действиях по передаче-приобретению единиц сокращений выбросов по конкретному проекту, таких разногласий мы не обнаружили. Правила обращения с проектными углеродными единицами не похожи на обычаи делового оборота с другими «обычными вещами» — товарами, услугами. Чтобы в них разбираться, надо иметь специальную квалификацию и четко понимать особенности оборота единиц. Мне казалось, что если компания идет в этот рынок, то она является профессиональным участником, а значит, он все это понимает. В международных рынках есть ниши для торговли специальными инструментами, правила и обычаи этих ниш редко становятся объектами обсуждения в средствах массовой информации — ввиду их специфичности и адресности применения. Поэтому устраивать обсуждение этого рынка в общедоступном формате мы не считали нужным, рассчитывая на профессиональных участников.

— Но если люди, которые делают сделки на рынке, чего-то не понимают, значит, это либо проблема регулирования, либо проблема людей.

— Наверное, речь идет о значении понятия «рынок углеродных единиц». Говорить о рынке в свободном значении этого понятия можно, наверное, только в странах ЕС. В России осуществляется исполнение международного договора, которым установлен ряд императивных норм регулирования оборота. Мне кажется, что проблема связана с определенными ожиданиями получения премии, вовлечением широкого круга участников, ожиданиями увеличения масштаба.

— Почему и кто решил, что контракты на рынке ПСО в России могут заключаться только по праву РФ? А как же свобода договора?

— Нормы Киотского протокола и принятые в соответствии с ними решения национального регулятора не подразумевают применение в чистом виде гражданско-правовых отношений, договоры передачи-приобретения углеродных единиц действуют в международном праве. Применение элементов российского права в договоре, по нашему мнению, является вполне оправданным, абсолютное большинство действий по получению ЕСВ осуществляется в РФ, Киотский протокол является частью правовой системы РФ. Применение законодательства РФ позволяет урегулировать все вопросы передачи-приобретения углеродных единиц.

— Чем, по-вашему, объясняется уход с российского рынка Датского энергетического агентства и как это отразится на маркетинге российских единиц?

— Во-первых, сведения о «выходе» немного преувеличены. Датские государственные организации остались в качестве приобретателей углеродных единиц в некоторых российских проектах: на официальном сайте секретариата климатической конвенции имеются проекты, утвержденные Данией в 2010 году, в которых «участниками» являются датские компании и Датское энергетическое агентство. Кстати мы уже начали проработку схем трехсторонних договоров с ними и по рыночным ценам. Во-вторых, мы получили уведомление об отказе в приобретении углеродных единиц по нескольким проектам, которые были инициированы датскими государственными органами с российскими коммерческими организациями еще в 2005 году, то есть за четыре года до появления «оператора углеродных единиц». В рамках законодательства о международных договорах РФ этот вопрос можно урегулировать. Надеюсь, что отношения с датскими коллегами будут продолжаться на конструктивной и партнерской основе. Кстати, иностранные государственные органы все реже выступают в роли «приобретателя», предпочитая назначать коммерческих участников из числа национальных компаний.

— Существуют ли намерения других инвесторов выйти из российских ПСО?

— Я думаю, что такие движения будут, но это нормальный процесс. Вопрос в значении понятия «выход». Пока мы не получали сигналов ни от одного из инвесторов, кто осуществил капитальные вложения, о желании отозвать заявку. Скорее, наоборот, ряд известных институциональных инвесторов сейчас уточняют проектную документацию с целью увеличения оценки достигнутого «углеродного эффекта». Кстати, вполне нормальный процесс. Процессы подготовки специальной проектной документации («киотской документации») будут продолжаться и в 2012 году. Будет какой-то поиск.

— Какова, на ваш взгляд, эффективность текущей политики в отношении рынка ПСО и как она отразится на качестве инвесторов на этом рынке?

—- Давайте посмотрим, какова была структура и состав инвестиций в проекты. Мы обратили внимание на следующее: из всех представленных нам заявок только несколько содержали прямые иностранные инвестиции. Все остальные проекты (с точки зрения инвестиций, как их понимает закон об инвестиционной деятельности, осуществляемой в форме капитальных вложений) были сделаны за счет инвестиций российских компаний. Мы обнаружили, что иностранные компании выступали в роли консультантов, помогая подготавливать специальную проектную документацию. Стоимость таких услуг известна на рынке и колеблется в пределах от нескольких десятков до нескольких сотен тысяч долларов. А инвестиции некоторыми российскими компаниями были сделаны многомиллионные — десятки миллионов, а в некоторых случаях — сотни миллионов. Вот что мы имеем на сегодняшний день.

— Вы действительно не обнаружили иностранных госинвестиций в одобренных вами проектах, там, где они предполагались?

— В тех, которые нам заявлены, нет.

— А негосударственные обнаружили? Сколько таких проектов по итогам двух состоявшихся конкурсов?

— Точно не скажу, кажется, три.

— Вам не кажется, что делать инвестиции в проекты, судьба которых непонятна из-за постоянно меняющихся правил игры на рынке, несколько рискованно?

— Согласен с тезисом. Межгосударственный углеродный рынок находится в пилотной фазе своего развития, через полтора года станет ясно, будет ли у этого рынка продолжение или произойдет его существенная реструктуризация.

— Правда, что Сбербанк внес предложения о поправках к 843-му постановлению, обязывающих все компании, которые уже сделали инвестиции, направлять деньги, полученные от продажи ЕСВ, на подобные проекты?

— Мы предлагаем существенно упростить процедуру отбора проектов, может быть, даже отказаться от конкурсных процедур. Но замена конкурсных процедур является следствием, а не причиной внесения изменений. Основа модификации процедуры — урегулирование вопросов первичного инвестирования средств и «реинвестирования» доходов от передачи-приобретения углеродных единиц. Если предложения по инвестиционному критерию будут приняты, то конкурсную процедуру можно будет либо существенно упростить, либо вообще от нее отказаться. В любом случае, оценка заявки до представления ее в Минэкономики должна занимать не более 30 календарных дней. При условии качественной подготовки заявки, разумеется. Введение инвестиционного критерия как основного критерия отбора проектов, в том числе представление обязательств по инвестициям в «публичный» сектор, для реабилитации накопленного экологического ущерба, в интересах населения — тепло, вода, отходы, сети,— создаст механизм справедливого отбора «чемпионов». Мы внесли это предложение. Как оно будет реализовываться, покажет время.

— Вы обсуждали поправки с компаниями? Они все готовы реинвестировать деньги в социальные проекты?

— В собственные программы корпоративного развития, направленные на повышение энергоэффективности, готовы все заявители. В отношении инвестиций в проекты «общественного интереса» — это обсуждаемый вопрос, хотя в целом отношение позитивное.

— Когда будут приняты эти поправки?

— Мы готовы сотрудничать со всеми заинтересованными ведомствами, объясняя смысл наших предложений, и готовы к разумным компромиссам. Скорость подготовки поправок зависит от наличия выверенного текста, межведомственного согласования, финальной подготовки текста. Они осуществляются заинтересованными ведомствами.

— Размер вознаграждения Сбербанка как оператора рынка уже определен окончательно?

— Для банка роль «оператора углеродных единиц» является институциональной, а не коммерческой. С Минэкономики согласована позиция, что доходы от операций с углеродными единицами должны компенсировать затраты оператора и не должны превышать сумму вознаграждения комитета по надзору за осуществлением проектов при секретариате рамочной конвенции ООН об изменении климата — это €0,1 с транзакции одной ЕСВ. Эти средства расходуются на поддержание функционирования международной системы транзакций, институциональные мероприятия, работу сотрудников по договорам. Пока расходы оператора углеродных единиц больше доходов от транзакций

— Почему Сбербанк рекомендовал рынку цену в €10 за тонну сокращений, когда цены на вторичном рынке ЕС в конце 2010 года заметно превышали €13 за тонну?

— Если внимательно смотрели наши рекомендации, то рекомендовали не менее €10. Сделки с крупными объемами совершаются по спреду от биржевых котировок, но все равно в районе €10. Кстати, в конце года биржевые цены были чуть выше €11. А сейчас рынок резко пошел вниз, потерял за неделю около 20% цены и уже подошел к €10 и скоро может пробить этот психологический порог. Может, конечно, и отыграется. Наши инвесторы обычно выбирают одну из двух стратегий передачи — либо по фиксированной цене, либо процент от некоторого рыночного индикатора. Обе стратегии имеют право на жизнь. На сегодняшний день в выигрыше сторонники «фикса с хеджем».

— В 2005 году Минэкономразвития России оценивало потенциал российских ПСО в $6 млрд. Через три года — в $1,5 млрд. Каков он, на ваш взгляд, на сегодняшний день?

— Одобрено проектов на €60 млн углеродных единиц, что по средней цене можно оценить в €600 млн. Подготовлена или завершается подготовка «специальной проектной документации» с ожидаемым объемом эмиссии около 160 млн единиц. По нашей статистике, средняя доля «киотских средств» в проектном финансировании составила от четверти до трети общего капитала проектов. Значит, масштабное применение механизма ПСО в оставшееся время может мобилизовать новые прямые инвестиции в техническую модернизацию экономики и социальной сферы в сумме €6–8 млрд.

— Почему передача российских ЕСВ произошла только по четырем одобренным проектам, когда многие участники рынка утверждают, что они к ней полностью готовы?

— Передача единиц сокращений выбросов состоялась только в отношении тех проектов, которые были правомочны на введение в обращение в соответствующий период времени, что легко проверить через сайт секретариата РКИК ООН.

— Вместе с тем регулирование международных рынков по параметру «углеродоемкость» уже активно началось, российские авиакомпании, обслуживающие Европу, в ближайшие годы будут платить углеродный налог, аналогичные меры принимаются в отношении топлива для водного транспорта. Может быть, стоит подумать о введении внутреннего рынка и признания российских «углеродных сертификатов» за рубежом?

— Если следовать этой логике, то сначала нужно вводить нормирование выбросов от различных энергетических установок, в данном случае авиационных и судовых двигателей, систем кондиционирования и т. д. Торговля возникает как ответная «защитная» реакция рынка на введение нормирования. Прежде чем предлагать такие меры, их следует аккуратно разработать и всесторонне обсудить, чтобы найти приемлемое решение. Не думаю, что жесткие меры по понуждению к такому «рынку» будут во благо. Возможно, компании, которые ожидают возникновения протекционистских мер в отношении продаж своей продукции или услуги (как в вашем примере услуги перевозки), предпримут шаги по саморегулированию, добровольным обязательствам.

— На ваш взгляд, Россия созрела к созданию такого рынка или это пока на уровень разговоров?