Шаг от предательства до преданности и обратно. Об идеологии и психологии «государственности» в России
У идеологии «государственности» нет основоположников, и она не представлена в систематическом виде. Это спонтанно сложившаяся идеология, находящая выражение скорее в кино, телевидении и популярных книжках, чем в «серьезной» литературе. Но это – доминирующая идеология путинской России.
Центральные ее ценности – служение государству вне зависимости от его меняющихся исторических форм и сильного государства, под которым подразумевается сильная верховная власть. Не каждый, кто называет себя «государственником», – принципиальный сторонник авторитаризма, но в «государственническом» комплексе идей – сильный авторитарный оттенок.
Галерея героев
Идеология государственности создала свой «исторический нарратив». История России видится как ряд длительных периодов могущества и спокойствия при мощной центральной власти, прерываемых короткими, но страшными периодами хаоса (Смутное время, революция 1917 года, перестройка и начало 90-х годов), после которых страна каждый раз восстанавливает сильную власть и «восстает как феникс из пепла». Соответственно положительные герои этого «нарратива» – правители, прежде всего те, кто усиливал свою власть и внешнее могущество государства, и их слуги, а отрицательные – те, кто власть расшатывал и ниспровергал.
В досоветское время положительные фигуры, кроме царей и полководцев, – Столыпин, благородные жандармы из акунинских исторических детективов, преданные царю офицеры из фильмов Михалкова и белогвардейцы во главе с Колчаком. Отрицательные – подтачивавшие власть либералы и боровшиеся с ней революционеры.
Соответственно строится и советская «галерея». Ленин в «научно-популярных» фильмах, демонстрируемых на наших телеканалах, изображается сифилитиком и садистом. Но крайне негативное отношение к Ленину и революции не распространяется на созданное ими государство. Несмотря на антисталинскую пропаганду конца 80–90-х годов, отношение к Сталину лучше, чем к Ленину, ибо при Сталине кончился период революционного хаоса, и Россия (СССР) достигла невиданной мощи. Уважение вызывают Косыгин и Андропов, а отношение к Брежневу – добродушное. Несмотря на тотальное отречение от марксистcко-ленинской идеологии, служение советскому государству – предмет гордости, и празднование годовщины ВЛКСМ в Кремлевском дворце никого не смущает. Ленин – сифилитик, но «ленинский комсомол» – «кузница кадров».
Негативный образ следующей главы нашей истории – Горбачев. Ельцин – тоже скорее негативный образ, но сделать его «антигероем» мешает то, что он избрал преемником самого положительного персонажа теперешнего «государственнического» нарратива – Путина, при котором Россия вновь обрела твердую власть и встала с колен.
Этапы убеждений
Эта идеология формировалась на протяжении всей нашей истории, принимая новые формы в царском, советском и постсоветском периодах. Ее первая форма – царистская идеология «православия, самодержавия и народности». Она пала вместе с царизмом, но возродилась в новой форме, как «теневая» идеология советской власти.
По мере того как Сталин создает мощное государство, оно начинает осмысливаться как новое воплощение Российской империи, а сам Сталин – как новое воплощение таких строителей империи, как Иван Грозный и Петр Первый. Это осмысление создавало дополнительную идейную легитимацию советской власти и, несмотря на противоречие идеям марксизма-ленинизма, в явное столкновение с ними не вступало. Ведь в рамках этой идеологии марксизм-ленинизм воспринимался как новая форма скрепляющей империю символики (раньше православие, сейчас – марксизм), лояльность которой – неотъемлемый компонент лояльности государству. Эта идеология позволяла быть преданными «делу партии», оставаясь совершенно равнодушными к содержанию партийной идеологии – как в царское время можно было быть православным, не интересуясь, есть Бог или нет.
По мере упадка официального марксизма роль идеологии государственности увеличивалась, и при Брежневе она даже стала выходить из тени, иногда противопоставляя себя официозу.
Следующий этап формирования этой идеологии связан с падением советской власти. При падении царизма выяснилось, что людей, готовых умирать за монархию и веру, мало. А при падении советской власти оказалось, что готовых умереть за марксизм-ленинизм и СССР вообще практически нет. Легкости, с которой распалась советская система, трудно найти аналоги. Для подавляющего большинства клявшихся в преданности «делу партии» советских «функционеров» вопрос, оказывать ли сопротивление новым революционерам или пойти к ним на службу, даже не возникал. И естественной идеологией, которая могла избавить кагэбэшников, ставших фээсбэшниками, комсомольских работников, ставших бизнесменами, партработников, сжегших партбилеты и ставших чиновниками нового государства, от каких-либо угрызений совести, была идеология «государственности», говорившая, что они и раньше, и теперь служат государству, а какая у него идеология – не важно.
Массовый переход слуг «старого режима» на сторону советской власти способствовал ее стабилизации и одновременно – ее сталинистской эволюции и эрозии ее официальной идеологии.
Мы видим колоссальную мощь идеологии «государственности». Она вытекает из психологии людей, живущих в стране, история которой действительно состоит из кратких периодов свободы, превращающейся в хаос, приводящий к «бегству от свободы» под сень авторитарных режимов. И одновременно она сама способствует сохранению этого исторического ритма, воспроизводит реальность, отражением которой является. Психология, идеология и институциональная реальность – единое целое. Воспроизводство схожих социально-политических форм связано с воспроизводством идеологии служения государству (начальству), какой бы идеологии это государство (начальство) ни придерживалось. (На наш взгляд, живой символ и «классическое» воплощение этой идеологии – Сергей Михалков, дворянин, создавший слова к гимну коммунистической России, а потом – к гимну России антикоммунистической.)
Но в силе идеологии государственности есть оборотная сторона. Внешне мощные политико-идеологические системы каждый раз оказываются хрупкими. В «трудную минуту» никто не встает на их защиту. Формальная идеология «государственников» не волнует, а от власти, которая оказалась «слабой», они тут же переходят к новой. Воспроизводя схожие формы политического устройства, эта идеология воспроизводит и их периодическое легкое падение.
Свежие комментарии